Однако эти современные стандарты могут нас дезориентировать. Подлинный урок выборов 26 марта на Украине состоит в том, что Украина возвращается к самой себе: к своей традиции децентрализации, плюрализму, недоверию к власти и одновременно отвращению к абсолютизму и к свойствам и недостаткам, вытекающим из этого наследия: компромиссу, торгу, маневрированию, манипулированию и стремлению уклониться от четкого выбора. «Новые» координаты украинской политики – ограниченная президентская власть, более сильный парламент, требовательный электорат и исследовательские СМИ – больше соответствуют старым обстоятельствам. И поэтому они вряд ли изменятся. В связи с этим никто не должен томиться в ожидании того, что в России и на Западе называют «ясным политическим курсом». Курс с присущими ему особенностями там появится, однако вряд ли он устроит технократов в Брюсселе и геополитиков в Кремле. И там и там настало время некоторого замешательства и больших раздумий.
Российские раздумья должны исходить из посылки, которая уже стала неоспоримой: «Украина – это не Россия». Разочарование публики в Ющенко не рассеяло «оранжевый вирус». Скорее оно привело к перегруппировке оранжевых сил. В первом раунде выборов 2004 года, то есть задолго до разочаровывающего публику президентства Ющенко, за Виктора Януковича было отдано 36,31% голосов. 26 марта 2006 года он получил 32,1% голосов. В третьем раунде выборов 2004 года, когда Янукович представлял всех синих, он добился 43% голосов. 26 марта 2006 года общая численность всех синих, включая тех, кто не преодолел 3-процентный барьер, составила те же 43% (включая когда-то мощную Коммунистическую партию, получившую только 3,66%).
Первое, с чем придется смириться Кремлю, так это с осознанием того, что Партия регионов является не прирожденной партией власти на Украине, а явно региональной силой. Еще более трудным будет для него найти общий язык с политическими силами, составляющими большинство на Украине, – силами, которые не считают, что украинцы и русские – единый народ, а исходят из того, что это разные, хотя и близкородственные народы. Путь к взаимодействию с этими силами идет не через акцентирование «общей» истории и наследия, а через признание и уважение того, что делает Украину Украиной. Однако, поскольку этот процесс уже идет, возникнет соблазн сменить братство на «прагматизм», толкуемый как жесткость. Необходимо удержаться от подобного соблазна, так как всегда, когда российские политики шли у него на поводу, результаты сильно отличались от того, что они ожидали.
Очень скоро значимость этих принципиальных положений проявится на практике. Если Юлия Тимошенко вернется в премьерское кресло, она может отказаться от газового соглашения от 4 января. Если она сделает это, то для Кремля плохой новостью станет поддержка ее действий широкими предпринимательскими кругами Восточной Украины. Хорошей же новостью будет то, что она не сможет совершить этот или другой смелый шаг без поддержки парламента. В этих неудобных, но не обязательно невыгодных условиях Кремлю было бы полезно умерить собственную версию прагматизма, предусматривающую «твердое следование национальным интересам», и добавить долю прагматизма западного типа, который ориентирован на разумный подход и попытки совместить собственные национальные интересы с обоснованными интересами других.
Как и Россия, Запад столкнется с ситуацией недостаточной определенности с присущими ей проявлениями непостоянства и противоречий. Несмотря на завоевание оранжевыми большинства мест в парламенте, на Украине сохранится ситуация недостаточной определенности, так как принадлежность к оранжевым не предопределяет единодушие по всем вопросам, кроме приверженности демократии. Ей не дано далее замаскировать отсутствие гармонии и доверия.
Президент Ющенко не был готов к итогам выборов, поставившим «Нашу Украину» на отдаленное третье место, однако и в ее нынешнем состоянии без этой партии нельзя сформировать коалицию. Реакцию Ющенко на сложившуюся обстановку можно одновременно назвать умной и отчаянной. Следуя евроатлантическим правилам, он требует, чтобы оранжевые силы сначала достигли согласия о формировании коалиции и ее политическом курсе и только после этого приступили к распределению постов. Однако это мало кого может устроить. До выборов, когда Ющенко считал, что его партия может опередить Тимошенко, он не только согласился с тем, что премьерский пост должен быть предоставлен наиболее сильной партии, но и сам предложил такое решение.
В заявлении «Нашей Украины» от 4 апреля указывается, что по новым конституционным условиям пауза может продлиться до двух месяцев. Однако даже если бы она длилась считаные дни, каков был бы ее результат? Спаянное правительство, оказывающий ему поддержку президент и дисциплинированный парламент? В будущем мы сможем рассчитывать на два пункта из названных трех. Тем временем североатлантическим структурам следует серьезно поразмыслить над тем, что они могут сделать, а что нет.
Западу предстоит не только тщательно продумать этот вопрос, но и прибегнуть к своему воображению. Элита Евросоюза в качестве ориентиров выдвигает такие принципы, как следование либеральной демократии, дерегулирование рынка, ведение бизнеса по правилам и финансовая стабильность. Однако нарождающееся украинское согласие может быть, с одной стороны, основано на принципах либеральной демократии, социальной справедливости, социального обеспечения, а с другой – будет в качестве побочного эффекта от всего названного отличаться отсутствием финансовой дисциплины, экономической неопределенностью и отсутствием доверия со стороны бизнеса.
Должны ли эти особенности консенсуса на Украине лишать ее пути в «европейский проект»? Сможет ли Евросоюз помочь формированию этого согласия, не говоря уже о том, чтобы его изменить, если он не даст ясный сигнал Украине, что ей будут рады в этом проекте, когда она сама будет к этому готова и захочет?
Спасибі за Вашу активність, Ваше питання буде розглянуто модераторами найближчим часом