На политическую жизнь России оказывали влияние самые разные факторы. Среди них, впрочем, отсутствовали два: снижение цен на нефть и масштабные теракты. Высокие цены на углеводороды продолжали содержать политическую систему страны в исправном состоянии. Партстроительство велось в соответствии с рабочими графиками властных групп, менялись законы в избирательной и общественно-политической сфере, тасовались лидеры, лозунги, программы и уставы, сливались и укрупнялись партии. Все это происходило в целом в поступательном режиме, без видимой спешки и судорожных рывков. Тема террора – с его внешним кровавым пиаром, обычно ломающим рутинный процесс состязания сторон на политическом поле брани, – была фактически закрыта после ликвидации последней знаковой фигуры в стане чеченских экстремистов – Шамиля Басаева.
Тема Чечни в 2006 г. вообще в известной степени маргинализировалась. Новости о нападениях на колонны российских военнослужащих и выявлении группировок экстремистов звучали уже не как сводки с мест баев, а как отчет о полицейских мероприятиях. В западных СМИ тема нарушения прав человека в Чечне отошла на второй план. Зато чеченский премьер Рамзан Кадыров прочно удерживает звание главного ньюсмейкера региона. К концу года влияние Кадырова-младшего на происходящее в республике стало даже большим, чем было влияние его покойного отца. В усилении столь противоречивой фигуры, каковым является нынешний чеченский премьер, многим сегодня видится непростое будущее отношений Москвы и Грозного после смены российского президента.
В то, что Владимир Путин готов в соответствии с Конституцией страны покинуть в марте 2008 года свой пост, в уходящем году поверили все. Или почти все. Путин сделал все от него зависящее, чтобы его позиция по данному вопросу прозвучала ясно и однозначно. С десяток раз, комментируя инициативы с мест по изменению соответствующий статьи Конституции, слухи, вопросы прессы, Путин повторял: на третий срок он не пойдет. Эта решимость в конечном итоге породила целую цепочку возмущений как внутри самой власти, так и вне ее. Партии теперь уже представлялись реальными инструментами борьбы за власть между "кремлевскими башнями", а резонансные преступления – якобы окольным путем к принуждению Путина изменить свое решение.
Неоспоримо одно. Операция "Преемник" началась именно в 2006 г., даже если сегодняшние очевидные кандидаты на эту номинацию – первый вице-премьер Дмитрий Медведев и министр обороны Сергей Иванов – на самом деле не участвуют в кастинге, а лишь прикрывают собой до поры до времени фигуру истинного избранника.
Тема "преемничества" стала определяющей и в такой сугубо конъюнктурной для сегодняшней России сфере, как избирательная и партийная системы. Их реформирование шло весь год двумя путями. Первый – путь законодательного нивелирования тех процедурных неудобств, которые в прошлом вносили элемент непредсказуемости в выборы любого уровня. Так, был отменен обязательный порог явки избирателей в день голосования. Появилась возможность еще на дальних подступах снимать с дистанции или лишать права избираться тех, кто по суду уличен в экстремистской риторике. Наконец, была упразднена графа "против всех".
Второй путь – это путь партийно-ресурсных перегруппировок. Самыми яркими примерами подобной модификации стало фактическое упразднение партии "Родина" (с отстранением с поста ее лидера Дмитрия Рогозина) и образование на ее базе второй "партии власти" – "Справедливой России". Слияние "Родины", Партии пенсионеров и Партии жизни во главе со спикером Совета Федерации Сергеем Мироновым привнесло в забронзовевший политико-партийный уклад долгожданную интригу: объявилась сила, потребовавшая от "Единой России" на все том же языке административного ресурса свою долю властного пирога.
Все эти "России", включая запущенный Кремлем на правом фланге проект "Свободная Россия", начинают игру за приз не просто как участники политического процесса, а в качестве действенных инструментов в руках властных групп, строящих планы на 2008 год. И потому в декабре 2006 г. уже слышатся прогнозы, которые прежде показались бы бредовыми: что единороссы могут стать оппозицией, "эсеры" Миронова – "партией власти" и т.п. Ставки столь высоки, что в игру включаются явным образом даже те игроки, которые в прежние годы предпочитали довольствоваться ролью закулисных манипуляторов. Уходящий год по сути стал годом дебюта замглавы кремлевской администрации Владислава Суркова в качестве публичного политика. Инициированная им дискуссия о "суверенной демократии" придала понятию "идеология" современную трактовку, в общих чертах уясненную многими, но в частностях не понятую никем.
"Суверенная демократия" – это попытка объяснить, почему не надо ругать власти за то, что они делают внутри страны и за ее пределами. А еще – это стремление увести за собой на извилистую, но не скользкую дорогу тех дискусантов, адепты которых громили кавказские заведения в карельской Кондопоге и отметились в Москве "Русским маршем". Практический национализм перестал быть просто угрозой для общества. Он стал угрожать власти, чередуя бесноватые претензии к "инородцам" с вполне внятными характеристиками местных чиновников. Национализм стал темой диссертаций, писать которые поручено всем политическим партиям. Маргиналы с неразборчивым почерком ни к письменам, ни к микрофонам больше не допускаются. Их, маргиналов, дискредитируют, высмеивают, стравливают – какой-то результат это дает (стоит вспомнить хотя бы фактический провал того же "Русского марша"). Однако проблема неприятия, проблема спонтанного и псевдоспонтанного экстремизма в отношении чужих, как и проблема с самими "чужими", создающими свои национальные "тауны" где ни попадя, не перестала быть менее острой. Тем более когда в раже борьбы за общенациональные интересы сама власть явно перегибала палку, особенно в период обострения российско-грузинских отношений и массовой депортации из России граждан грузинской национальности.
Конечно, было бы неправильным не упомянуть убийство журналистки Анны Политковской, загадочную смерть в Лондоне Александра Литвиненко, убийства видных банкиров, мэров городов и т.д. Все вместе и каждую из этих трагедий по отдельности без особого труда можно было бы подчинить общей логике развития России – вопрос лишь в знаке. Однако вряд ли это было бы правильным. Крайности, превращающую политику в уголовщину, перестали быть неотъемлемой чертой политики, как это было в ранние 90-е. Напротив: все вышеперечисленное было воспринято властью как попытка ее дискредитации, как вызов, как "подстава", наконец. В то же время эти смерти не могли не повлиять на реноме России за рубежом. Похожая ситуация уже была в 1999 г., когда инициированные на Западе коррупционные скандалы антироссийской направленности стали мощнейшим инструментом воздействия на внутриполитическую ситуацию в самой России.
Одной из последних дискуссий 2006 г. стал спор о причинах той ностальгии по временам "застоя", которую высказали граждане в связи со 100-летним юбилеем Леонида Брежнева. И кто знает – быть может в этой грусти по недавней истории скрыта надежда на то, что нынешняя стабильность, со всеми ее издержками и перегибами, все же не канет в Лету в тот миг, когда власть опять решит вступить в эпоху больших перемен. А ведь это может произойти уже очень скоро.
Спасибі за Вашу активність, Ваше питання буде розглянуто модераторами найближчим часом
