Бывшие республики СССР, обретшие независимость в 1991 году, прошли продолжительный путь политической и социально-экономической трансформации. В политической науке принято говорить о демократическом транзите от тоталитаризма бывшего СССР к плюралистической демократии западного образца, к которой мы стремимся вот уже 20 лет. Но этот транзит для постсоветских стран явно затянулся…

Тогда, в начале 1990-х, многие были убеждены в безоговорочной правоте Френсиса Фукуямы, который пророчил «Конец истории» в связи с крахом коммунистических режимов и предвиденного им глобального торжества либеральной демократии и рыночной экономики. Новая волна демократизации должна была охватить всю постсоветскую Евразию и в краткосрочной перспективе решить проблему цивилизационного расширения Европы.

Однако разные вызовы и угрозы, перед лицом которых оказались государства – участники СНГ, стимулировали их к выработке наиболее адекватных обстоятельствам механизмов реагирования. Вследствие этого на постсоветском пространстве сложились разные модели политической системы, к которым вполне приемлема Хантингтоновская методология транзитологии.

В свое время американский ученый-транзитолог Хантингтон ввел понятие «волны демократизации» – это «группа переходов от недемократических к демократическим режимам, которая происходит в заданный период времени и значительно превосходит по численности группу переходов в противоположном направлении».

К этой волне относится также либерализация или частичная демократизация в тех политических системах, которые не становятся полностью демократическими. Хантингтон пришел к выводу, что в современном мире имели место три волны демократизации. Каждая из них затрагивала сравнительно небольшое число стран, и во время каждой происходили переходы и в недемократическом направлении. За каждой из первых двух волн демократизации наступал откат, во время которого отдельные страны, осуществившие некогда переход к демократии, переходили к недемократическому правлению.

В рамках этой транзитологической парадигмы мы выделили группу постсоветских стран, которую условно назвали «переходная демократия».

К данной группе стран можно отнести Грузию, Кыргызстан, Молдову и до 2010 г. - Украину. После смены конституционно-политического дизайна (перехода от парламентско-президентской к президентско-парламентской республике) украинская модель демократии оказалась в неопределенном статусе. Однако ряд объективных характеристик, генезис и тенденции политического развития указывают, что наша страна еще окончательно не вышла из «переходной демократии».

Итак, государства «переходной демократии» – это страны, прошедшие транзит от авторитарных моделей государственной организации к элементам плюралистической демократии через акции протеста, свержение властей и смену государственного правления («цветные» революции или «шоковые» события, повлиявшие на качество политико-правовой модели). В основном это парламентские или парламентско-президентские республики.

Генезис данной модели можно условно разделить на несколько этапов:

1) Первый этап – 1991-1994 гг. – создание базы государственности. Все четыре страны прошли этап либерализации и демократизации начала 1990-х гг., когда новые независимые государства создавались на основе нормативно-правовой базы бывших советских республик: по форме правления – парламентские республики. Однако «новые старые элиты» (бывшая республиканская партийно-хозяйственная номенклатура) были не в состоянии реализовывать в рамках демократических процедур задачи экономической модернизации. В то же время стагнирующая экономика, обеднение населения и проблемные вопросы распределения собственности, приватизация и пр. требовали оперативного реагирования и концентрации полномочий.

Главную роль в торможении процессов демократического транзита в вышеупомянутых государствах сыграло наличие угроз национальной целостности (Молдова, Грузия, Кыргызстан, частично Украина).

Потребность в стабилизации политической ситуации, задачи экономической модернизации и нациостроительства новых независимых государств (ННГ) требовали перехода к сильной исполнительной вертикали, усилению роли президента. В условиях отсутствия исторической демократической традиции, низкой политической культуры, неразвитости гражданского общества, слабости партийной системы к середине 1990-х гг. в странах данной модели (за исключением Молдовы) сложилась специфическая политическая система с преобладающими элементами авторитаризма.

2) Этап «неопатримониализма». Странам постсоветского пространства было присуще экстенсивное развитие демократических институтов. Под влиянием негативных тенденций в экономике 90-х годов основными чертами институционального развития стали авторитарные методы управления. Следствиями этого процесса были: жесткий административно-налоговый контроль, установление бюрократически-олигархической экономики и неконтролируемая приватизация (1).

В обществе возник довольно устойчивый запрос на государственный патернализм, что было обусловлено в первую очередь кризисными явлениями в экономике (безработица, возрастающая инфляция, обесценивание сбережений и т.п.). По мнению казахского политолога Сейлеханова, вполне очевидно, что в таких условиях превалировали общественная дезинтеграция и социальная депрессия, порождавшие у населения тягу к государственному патернализму, «сильной руке», способной «навести порядок» и обеспечить стабильность. Демократия, таким образом, отодвигалась на второй план, что и стало еще одной из причин откладывания демократической модернизации (2).

Пользуясь определением американского транзитолога Карозерса, в Украине, Грузии, Кыргызстане (а с 2001 г. и в Молдове) в середине 1990-х гг. возник синдром «политики доминантной власти». Карозерс пишет, что «страны с этим синдромом имеют ограниченное, но все же реальное политическое пространство, определенную политическую состязательность между противоположными группами и, по меньшей мере, главные институциональные формы демократии. Тем не менее, одна политическая группа — движение, партия, семья или отдельный лидер — доминируют в этой системе таким образом, что не оставляют практически никаких перспектив смены власти в обозримом будущем... При доминантной власти выборы преимущественно сомнительные, хотя и не целиком фальшивые, так как господствующая группа старается разыграть более или менее приличное избирательное шоу для международного сообщества...» (3).

В то же время «политика доминантной власти» предусматривала не только усиление роли президента, но и сохранение за парламентом широких полномочий, обеспечивающих конкурентную среду для политических элит.

Согласно «акаевской» конституции, Кыргызстан был президентско-парламентской республикой, а его политическая система характеризовалась как конкурентный авторитаризм с элементами демократического транзита. В то время Кыргызстан называли «островком демократии в море центральноазиатского авторитаризма».

Особенностью Украины начала 2000-х гг. был искусственный конфликт между группами интересов. Именно этот конфликт ФПГ, сохранение конкуренции между группами давления и отдельными политиками, обеспечил Кучме возможность сконцентрировать в одних руках механизмы определения политической повестки дня и контроля над экономическими процессами. Результатом стало появление мощных региональных политико-экономических групп.

По мнению украинского политолога А.Фисуна, главные особенности постсоветского политического развития Украины в 1990-х – начале 2000-х гг. могут быть выражены с помощью понятия «неопатримониализм», а не «демократия».

Во-первых, государство управляется во многом как частное владение правящих групп. Во-вторых, возникает своеобразная модель «политического капитализма», при котором накопление капитала происходит путем получения доступа к политическим и административным ресурсам. В этой системе ведущее место принадлежит новому классу политических предпринимателей, которые достигают экономических целей с помощью «политических инвестиций» в главу государства, в силовые структуры, политические партии, депутатский и чиновничий корпуса. А взамен получают политически обусловленные льготы и привилегии, доступ к бюджету, к государственной собственности, очень часто – иммунитет от закона.

В-третьих, решающая роль в политико-экономическом процессе принадлежит так называемым клиентарно-патронажным отношениям и связям. Патрон – президент, премьер, мэр и так далее – защищает своих клиентов, а те взамен оказывают ему всевозможные услуги. Экономические и властные ресурсы первого обмениваются на политическую и электоральную лояльность вторых. В этом смысле неопатримониальная система представляет собой сложную пирамиду разнообразных региональных, отраслевых и бизнесовых патронатов, которая объединяется вертикалью президентской власти (4).

В то же время государство (в Украине, Кыргызстане и Грузии) явно отставало от социального запроса общества на участие в управлении страной. Это и было причиной т. н. «цветных» революций.

3) «Цветные» революции или «шоковая демократизация» (Грузия в 2003-м, Украина в 2004-м и Кыргызстан в 2005 гг.). По мнению украинского политолога В.Малинковича, власть в этих странах стала нелегитимной. Уровень общественного доверия к правительствам Грузии, Украины и Кыргызстана накануне «революционных» событий был самым низким за все время существования этих стран. Легкой и праздничной атмосфера «революции» в Грузии и Украине была потому, что власть не прибегла к силе. В Кыргызстане ситуация была несколько иной.

Во всех вариантах оппозиции в значительной мере удалось канализировать общественное недовольство и получить ту социальную базу, на которую она справедливо могла рассчитывать. Здесь проявился основной парадокс «цветных» революций: ее организаторы хотели лишь поменять политическую элиту, а участники массовых выступлений хотели радикальной смены всей системы политической власти, часто сами того не подозревая (5).

Мы умышленно уходим от дискуссии вокруг движущих сил «оранжевой», «тюльпановой» или «революции роз», роли внешних факторов в обеспечении победы В.Ющенко, М.Саакашвили, К.Бакиева и пр. Однако вынуждены констатировать, что вместо перехода к консолидированной демократии и обеспечения необратимости демократического процесса «цветные» революции принесли Украине и Кыргызстану «дисфункциональную» демократию, двоевластие, политический кризис, а Грузии – временный откат к управляемой демократии.

4) Этап «дисфункциональной» демократии (2005 – 2010 гг.). Карозерс дал наиболее емкое определение той модели политической системы, которая существовала в Украине в 2006–2010 гг., частично в Молдове (2009–2010 гг.), в Кыргызстане (2010 г.) По его мнению, это была «дисфункциональная» демократия, или режим «беспомощного плюрализма», когда «партии, которые воюют за власть, настолько преисполнены слепой ненависти друг к другу, что все их оппозиционные усилия направляются исключительно на то, чтобы любой ценой не позволить соперникам чего-либо достигнуть»; «политическое соревнование происходит между глубоко враждебными партиями, которые действуют, в сущности, как сети клиенталистского патронажа, без каких-либо попыток к самообновлению»; «власть переходит от одной недолговечной политической группировки к другой, во главе с харизматическим лидером, или ко временным альянсам с невыразительной политической идентичностью» (6).

Собственно в рамках модели возникли следующие факторы: а) тесная связь правительства с парламентом, особенно с его партийным большинством; б) зависимость правительства и большинства его членов от главы правительства и парламента, чем от президента; в) отсутствие эффективных схем решения конфликта интересов между президентом и правительством, возникновение «двоевластия» (особенно это относится к Украине).

В декабре 2004 г. в качестве компромисса между сторонниками В.Ющенко и В.Януковича, во избежание возможного силового противостояния, политическая элита достигла консенсуса в виде принятия пакета конституционных изменений, превративших Украину из президентско-парламентской в парламентско-президентскую республику. Верховная Рада получала возможность формировать правительство, которое, по сути, становилось независимым от президента. Таким образом, была заложена основа дестабилизации политической ситуации в стране, продолжавшейся 5 лет.

Противостояние по линии президент-правительство-парламент превратилось в замкнутый круг, что и заставило в 2010 году вернуться к норме, которая с точки зрения транзитологии является наиболее оптимальной для эффективного проведения дальнейшего курса на демократизацию, а именно: возврат к Конституции 1996 года и усиление президентской власти.

Поскольку «дисфункциональная» демократия не создает механизмов неизменности демократического выбора, то при стечении разных обстоятельств смена правительства может обернуться как транзитом к консолидированной демократии, так и к «авторитарной модернизации».

Бывший президент Кыргызстана, который пришел к власти в результате антиакаевской «революции тюльпанов» Бакиев, в 2009 г. предложил упразднить администрацию президента, Совет безопасности и Национальную гвардию, но наделить президента полномочиями по образованию Государственного совета (ГС) и других совещательных и координационных органов. Примечательно, что на ГС были намерены возложить право выбора и.о. президента. В ст.68 бакиевского проекта Конституции Кыргызстана предлагалось в случае роспуска Жогорку Кенеша (парламента) делегировать президенту право издавать указы, имеющие силу закона. При этом распускать парламент президент мог даже в случае упорного несогласия с предлагаемым президентом законопроектом (7).

При президенте Саакашвили в Грузии центральные органы власти укрепились, а уровень коррупции в госструктурах сократился. Однако грузинский парламент был ослаблен, в результате – законодательной власти было трудно контролировать и сдерживать исполнительную, свобода печати ограничилась. Непарламентская оппозиция обвиняла президента в узурпации власти, политическом терроре, ущемлении прав и свобод граждан страны. Бескомпромиссность Саакашвили привела к массовым демонстрациям и столкновениям с полицией в Тбилиси осенью 2007 г.(8).

Особое внимание вызывает начатая Саакашвили тотальная борьба с коррупцией, реформирование сектора безопасности страны. Наибольшим изменениям подверглись силовые ведомства: были ликвидированы министерство внутренних дел и госбезопасности. Следственный отдел МВД отошел к вновь созданной структуре министерства по делам полиции и общественного порядка, отдельным ведомством стала муниципальная, патрульная полиция и спецназ, создана новая структура – Служба внешней разведки (ранее эти функции выполняло министерство обороны и госбезопасности) (9). Реформа правоохранительных органов в Грузии осуществлялась по американскому образцу. Однако, в отличие от оригинала, в Грузии не была создана система гражданского и парламентского контроля над деятельностью силового блока.

После парламентских выборов 2001 г. в парламенте Молдовы коммунисты получили большинство. В результате президентом РМ в парламенте был избран лидер ПКРМ В.Воронин. Это стало отправной точкой возникновения молдавского феномена «конкурентно-авторитарной парламентской модели». С одной стороны, в республике Молдова формально сохранялась парламентская форма правления, существовала многопартийность и свобода слова, президент был ограничен в своей деятельности парламентом. С другой стороны – партийное большинство в парламенте обеспечило концентрацию в руках президента Воронина всех формальных и неформальных механизмов принятия решений в государстве.

Но как только ПКРМ потеряла большинство в молдавском парламенте, ситуация в стране вернулась к логике «дисфункциональной» демократии. Конституция РМ в редакции 2000 г. предусматривает, что президент Молдовы избирается 61 голосом (из 101 депутата парламента). Если парламент не может избрать главу государства – его распускают, и назначается дата досрочных выборов. Это положение уже дважды реализовывалась на протяжении 2 лет.

Не решил проблему власти в Молдове и всенародный референдум по возврату к прямым выборам президента. Граждане РМ его просто проигнорировали. 5 сентября 2010 года на референдум по этому вопросу пришли только 29,7 % избирателей, в то время как по закону явка должна быть не менее 33 %. Примечательно, что для «дисфункциональной» демократии характерен абсентеизм. Он объясняется тем, что «весь политический класс, вроде бы плюралистический и конкурентный, абсолютно оторван от своих граждан, и вся его политическая жизнь — абсолютно пустое, бессодержательное занятие» (10).

5) Ориентиры дальнейшего транзита. Каждая из стран данной группы имеет свой «рецепт» выхода из состояния «беспомощного плюрализма».

- Переход к устойчивой парламентско-президентской республике. Согласно принятым парламентом Грузии изменениям, начиная с 2013 года, эта страна переходит к парламентско-президентской форме правления. Перераспределение полномочий между президентом и премьер-министром фактически превращает последнего в первое лицо государства, а широкие полномочия парламента содействуют проведению реформ. Однако насколько эффективной окажется данная модель, будет зависеть сейчас (и до 2013 года) от президента, поскольку в период демократического транзита именно сильная власть президента консолидирует нацию и стимулирует демократические преобразования.

Для полноценной консолидации своих демократических достижений современной грузинской политической элите необходимо повысить эффективность ключевых институтов власти, укрепить политический плюрализм, усилить участие общественности в политическом процессе, развивать свободу слова и мысли. Насколько готово руководство Грузии к дальнейшим политическим и законодательным реформам в русле современных демократических преобразований – покажет время.

- Парламентская республика – консенсус элит. После «революционных» событий 2010 года в Кыргызстане временное правительство заявило о курсе на построение парламентской модели демократии. 27 июня 2010 г. прошел референдум, на котором население 91% голосов одобрило новую редакцию Конституции с этими изменениями. Президенту Кыргызстана останутся, в основном, представительские функции, он будет избираться на шесть лет без права переизбрания. Закон «О введении в действие конституции» подразумевает формирование института президента переходного периода, который должен будет обеспечить поэтапный переход страны к новой форме правления. В качестве безальтернативной кандидатуры на этот пост временное правительство предложило Розу Отунбаеву, которая будет исполнять эти функции до 31 декабря 2011 года. Избираться еще один раз она уже не сможет.

Учитывая национальные особенности киргизской модели государственного управления, а особенно – наличие фактора кланового распределения власти, не сложно предположить, что новые реформы могут стать не столько толчком к новому этапу демократического транзита, сколько причиной нового внутриполитического кризиса, обусловленного борьбой за власть.

- Коррекция парламентской модели. Перспективы трансформации молдавской модели, несомненно, связанны с изменением порядка избрания президента страны. Эта задача будет реализована или нынешним составом молдавского парламента, или путем повторного референдума. Неэффективность существующего институционального дизайна власти в Молдове требует консолидации политического класса, выдвижения новых лидеров и ограничения партийных амбиций.

- «Перезагрузка» («Reset») демократического транзита. Новый этап развития Украины начался именно с решения Конституционного Суда о неконституционности Закона «О внесении изменений в Конституцию Украины» от 8 декабря 2004 года, в связи с нарушением процедуры его рассмотрения и принятия. Теперь в Украине действует Конституция в редакции 1996 г.

Возобновлена модель управления, которая доказала свою консолидирующую способность. Возвращены политические и экономические полномочия Президенту Украины, восстановлена вертикаль власти, снижена роль парламента в принятии государственных решений. Эти тенденции могут рассматриваться и как откат к конкурентному автократичному режиму, и как временный этап консолидации власти для перезапуска демократического транзита, синхронизированного с экономической модернизацией.

Часть украинских транзитологов считает, что в Украине нет условий для реставрации авторитарного режима по российскому или белорусскому образцу. В Украине существует гражданское общество – возможно, еще весьма слабое и незрелое, но все же имеющее определенный опыт, ресурсы и влияние, в чем мы, в конце концов, имели возможность убедиться во время протестов против Налогового кодекса. По мнению украинского ученого Н.Рябчука, существует определенный международный контекст, который не слишком благоприятен для консолидации авторитаризма в Украине. Украина достаточно интегрирована в разные международные, в частности европейские, организации, достаточно открыта для диффузии европейских идей и практик и, соответственно, для их постепенного усвоения (11).

По мнению авторов, решение КС не является точкой в конституционном процессе, а только двоеточием, после которого последует подготовка новой редакции Основного Закона и перезапуск демократического режима.

Первый месседж о необходимости нового этапа правовой и конституционной реформы Президент Виктор Янукович сделал в своем Послании к украинскому народу «Украина ХХІ столетия. Стратегия реформ и общественной консолидации» (июнь 2010 г.). Тогда он в идею «республиканизма» вложил тезис «возвращение к реальному народовластию и сбалансированию полномочий ветвей власти», а также реформирование судопроизводства.

Второй раз к проблеме конституционной реформы Янукович обратился в начале 2011 г., когда поддержал предложение первого президента Украины Леонида Кравчука о проведении Конституционной ассамблеи Украины. По словам Януковича, целью работы ассамблеи должно стать: «формирование сбалансированной системы представительной демократии европейского образца, укрепление парламентаризма, построение эффективной исполнительной вертикали власти, создание действующих механизмов прямой демократии». Был сформирован научно-экспертный совет в составе известных специалистов и теоретиков конституционного права, которым поручено подготовить концепцию проведения КАУ.

Советник Президента Украины – руководитель Главного управления по вопросам конституционно-правовой модернизации Администрации Президента М.Ставнийчук дала четкое определение будущей конституционной площадки: Конституционная ассамблея Украины – это не просто совещательный орган при Президенте, а площадка широкой гражданской дискуссии, где на разных уровнях будут принимать участие: а) власть и оппозиция; б) политические партии (парламентские и внепарламентские); в) НПО и экспертное сообщество.

Также следует отметить, что в понимании Ставнийчук «конституционно-правовая модернизация» не ограничивается изменениями в Конституцию или ее новой редакцией. «В нынешних условиях, – пишет она, – целесообразно обеспечить усовершенствование (изменение) отдельных положений (разделов) Основного Закона государства с дальнейшим их развитием путем принятия соответствующих конституционных законов, других актов законодательства Украины, подзаконных нормативно-правовых актов и, безусловно, качественное внедрение принятых новелл на практике.

Первым шагом конституционно-правовой реформы должна стать модернизация института выборов, ведь избирательная система является модулятором будущей политической системы. Нельзя откладывать и проведение истинной судебно-правовой реформы, призванной обеспечивать защиту прав и свобод человека и гражданина. Предметом конституционной модернизации должны также стать местное самоуправление, территориальная организация, административная реформа».

Дальнейшие решения Януковича (например, анонсированное начало реформы местного самоуправления на основе приоритета громадовской концепции, принятие Стратегии государственной политики содействия развитию гражданского общества в Украине и пр.) свидетельствуют об искреннем желании руководства страны качественно обновить внутриполитический курс государства.

Примечания:

1. Сейлеханов Е. Демократический транзит [Электронный ресурс]// http://www.baiterek.kz/index.php?journal=34&page=571 .

2. Сейлеханов Е. Демократический транзит [Электронный ресурс]// http://www.baiterek.kz/index.php?journal=34&page=571 .

3. Thomas Carothers. Revising the Transition Paradigm [Электронный ресурс]// http://www.journalofdemocracy.org/articles/gratis/Carothers-13-1.pdf

4. Фисун А.А. Демократия, неопатримониализм и глобальные трансформации: Монография. - Харьков: Константа, 2006. - 352 с.

5. Малинкович В. О причинах «оранжевой революции» в Украине [Электронный ресурс]// http://www.igpi.ru/monitoring/ukraine/new_ukr/revolution/1118840376.html .

6. Thomas Carothers. Revising the Transition Paradigm [Электронный ресурс]// http://www.journalofdemocracy.org/articles/gratis/Carothers-13-1.pdf.

7. Ким Д. Конституционная реформа Киргизии [Электронный ресурс]// http://www.eurasianhome.org/xml/t/expert.xml?lang=ru&nic=expert&pid=2306 - Название с экрана.

8. Южный Кавказ : тенденции и проблемы развития (1992–2008 годы) [Текст] / отв. ред. и рук. авт. кол. В. А. Гусейнов. — М.: Красная звезда, 2008. — С. 304-305

9. Бюро полицейских услуг [Электронный ресурс] // http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1341796 .

10. Брутер В. Политические процессы в Молдове в 1988 - 2003 гг. [Электронный ресурс]// http://www.igpi.ru/bibl/igpi_publ/moldova-brooter.html.

11. Рябчук Н. Украинская трансформация: между демократией и авторитаризмом [Электронный ресурс]// http://www.bigyalta.com.ua/story/7228.

Спасибі за Вашу активність, Ваше питання буде розглянуто модераторами найближчим часом

15914