Сегодня все чаще появляется информация о том, что пройдя ад войны, выжив на фронте, и приехав домой к родным из зоны АТО, бойцы, не видя будущего после пережитого, решают свести счеты с жизнью. Там, на передовой, кроме боевых ранений они получают и психологические травмы. И справиться с этим грузом душевной боли им порой сложнее, чем вылечить телесные.
Психические расстройства, возникающие у военнослужащих на Донбассе, уже успели окрестить «синдромом АТО». Это своего рода интерпретация посттравматического стрессового расстройства, именуемого также «афганским синдромом», который впоследствии накладывает свой отпечаток на поведение человека и его возможности вернуться к прежнему мирному образу жизни.
О том, все ли бойцы, возвращающиеся из зоны АТО, нуждаются в психологической помощи, как правильно вести себя с ними родственникам, как уберечь военнослужащих от суицида и о многом другом, ForUm беседовал с главным психиатром г.Киева, главным врачом Киевской психоневрологической больницы №1 Вячеславом Мишиевым.
- Вячеслав Данилович, по Вашему мнению, как много вернувшихся из зоны АТО бойцов подвержены «афганскому синдрому», и насколько сложно вернуть их к нормальной жизни в дальнейшем?
- Насколько я знаю, сегодня ни в Киеве, ни в других регионах, нет единого реестра такого рода пациентов. Поэтому я не могу назвать вам точного количества бойцов, пострадавших именно в психологическом плане.
К тому же, данная патология невидима и плохо выявляется. А среди участников АТО ведется недостаточная просветительская работа, в результате которой они бы своевременно обращались за помощью к специалистам. Вместе с тем, нашим людям свойственны рассуждения по типу «авось пройдет». Некоторые же вообще уверены, что обращение к психологу или психиатру – это предосудительно. Соответственно у нас есть «недообращаемость» потенциальных пациентов.
Плюс ко всему, психические расстройства могут возникать у военнослужащих не только в результате воздействия таких факторов, как война, риск потери жизни или тяжелой травматизации. Определенный процент этих людей заболевает в силу статистических закономерностей появления болезней. Как это происходит и в общей массе населения.
Что же касается медико-психологической реабилитации, то она, в отличие от общесоматической (необходимой при ранениях. – Ред.), имеет свои отличия. Ведь психическая напряженность и психологический дискомфорт, возникающие у бойцов АТО, – это серьезная, опасная, однако невидимая патология. И условно ее можно сравнить с радиацией, воздействие которой человек тоже не замечает сразу.
Кроме того, когда мы говорим о таком виде помощи, то необходимо учитывать не только вернувшихся с фронта военнослужащих, но и их родных, а также переселенцев, подвергшихся сильнейшему эмоциональному стрессу и попавших в негативные дисстрессовые условия.
- Вы сказали о том, что есть «недообращаемость» к специалистам. Что бы Вы посоветовали родственникам, которые хотят, чтобы их близкий человек, вернувшийся из АТО, прошел курс лечения, а он сам против?
- Для того, чтобы эта помощь была полноценная, у нас должна быть широкая сеть высокоспециализированной медико-психологической помощи. В нее должны входить энтузиасты, люди, которые призваны по своей природе к оказанию такого рода помощи. Во всех случаях, где это объективно, нужно добиваться контакта с человеком и располагать его так, чтобы он откликнулся. Насильно никто ничего сделать не может. Это его право – идти или не идти к специалисту, получать помощь или нет и т.д.
Что касается медико-психологической помощи, то должны быть подготовленные, грамотные волонтеры, высокоспециализированные психологи, которые бы контактировали с этой группой людей. И в конечном итоге негативный результат (количество отказов. – Ред.) должен составлять не более 1-5%. А не так, что: «Не хочешь - до свидания. Когда созреет, приводите». Поэтому нужно работать сейчас с волонтерами, обучать их всем этим навыкам.
- Сегодня такой системы нет?
- Тема относительно новая. С такого рода населением никто не работал. Да и патологии такой в общем-то не было. Сейчас в спешном порядке организовываются различные курсы по обучению волонтеров и психологов навыкам работы, пониманию диагностики и программы действий. Приезжают в Украину и зарубежные специалисты, психологи, работавшие с людьми, у которых наблюдался «афганский», «вьетнамский» синдромы.
В системе высшей школы последипломного образования созданы тематические курсы усовершенствования, в ходе которых мы работаем также с врачами первичной медицинской помощи.
- Психологическую помощь нужно оказывать абсолютно всем бойцам, которые возвращаются из зоны боевых действий или же подход должен быть избирательным?
- Этот вопрос в определенной степени риторический и умозрительный. Кто-то скажет, что, действительно, она должна оказываться абсолютно всем, поскольку люди пережили стресс и т.д. Кто-то же скажет, что эта помощь должна предоставляться по обращаемости.
Я бы не настаивал на том, что каждый, кто побывал в этой зоне, уже как-то поражен в психологическом плане, и требует определенной психологической реабилитации. На мой взгляд, здесь могло бы быть два аспекта формирования этой группы. Первый - это добровольное их обращение, если им плохо, и они признают, что не спят, постоянно мысленно возвращаются к тем событиям и т.д. И второй - тестирование этих людей. Быстрая блиц-работа с ними – короткий разговор, который в течение 3-7 минут даст специалисту возможность понять, нуждается тот или иной человек в такого рода помощи или нет.
- А что может стать сигнальным звоночком для обращения к специалистам? Как определить, что бойцу, действительно, нужна помощь? Какие симптомы могут проявляться?
- О симптомах говорить некорректно, поскольку их сотни, и они проявляются индивидуально. В данном случае, какими бы они ни были – толи снижение настроения, толи раздражительность, толи так называемые флэш-бэки (постоянное мысленное возвращение к психотравмирующим ситуациям), если они в определенный момент начинают негативно влиять на социальную жизнь, взаимодействие с окружающими, а так же на решение повседневных вопросов, это и должно быть вот тем звоночком, о котором вы говорите. Если это выбивает из социума, мешает работе и жизни уже в неполевых условиях, они должны стать объектом повышенного внимания.
- Почему возникают психические травмы с так называемым эффектом ограниченного видения будущего или эффектом «туннельного зрения», когда у бойца перед глазами только те страшные события, которые он пережил, будучи на фронте? Собственно, на их фоне, бывает, и происходят суициды.
- Трудно сказать. Видимо, это понятия, называемые фиксацией, застреванием. Человек фиксируется на тех переживаниях, которые были для него значимы, и не может их преодолеть. К тому же, это могут быть особенности личности, определенные ее черты, способствующие этой фиксации и приводящие к тому, что пока человек не преодолеет данную проблему, он остается на этом уровне.
- В последнее время все чаще появляется информация о суицидах среди бывших участников АТО. Получается, что люди, прошедшие ад войны, выжившие на передовой, сводят счеты с жизнью, вернувшись домой. Почему так происходит? Как помочь им этого избежать и на что следует обращать внимание родственникам?
- Должна быть широчайшая социальная сеть, которая, к сожалению, на сегодня недостаточна. Частично эти ниши заполняют волонтеры. Среди них у нас сегодня есть и прекрасные врачи-психиатры, и психотерапевты, и множество психологов. Эти люди, безусловно, грамотные, тем не менее, они не могут подменять и в ста процентах случаев соответствовать правовым аспектам, возложенным на государственные учреждения.
Такой человек (склонный к суициду. – Ред.) ни в коем случае не должен оставаться один на один со своими проблемами. По крайней мере, несколько месяцев после возвращения из зоны боевых действий хотя бы раз в неделю его должен посещать специалист, он должен опрашиваться, должна строиться линия перспективы. Сегодня нет перспективы, а через неделю она появилась. Или же и сегодня ее нет, и через неделю и через две, и через месяц, следовательно, нужно отправить к нему узкопрофильного специалиста, чтобы он с ним поработал. Такая ежедневная работа должна вестись со всеми и постоянно.
- Что конкретно Вы подразумеваете под понятием «социальная сеть»? Кто в нее должен входить?
- Прежде всего социальные работники. Это люди, которые должны быть при районных соццентрах, в которых есть социальные психологи, инструктора и т.д. И именно здесь должен накапливаться полный объем информации о количестве людей этой категории, их специфике и прочее.
- Как вести себя родственникам с теми людьми, которые возвращаются из зоны АТО? Ведь некоторые могут предложить выговориться бойцу, к примеру, аргументируя это тем, что ему после этого станет легче. Насколько это правильно?
- Это крайне индивидуально. План действий и план работы с индивидом в каждом конкретном случае должен исходить, в первую очередь, из особенностей его характера, а так же из истории его жизни, микрокультуральных особенностей этой семьи.
Кого-то нужно тормошить и не давать возможности оставаться одному. А кому-то наоборот -предоставить возможность побыть сутки-трое наедине с собою, переболеть, «переварить» все то, что с ним произошло и выйти из этой скорлупы. Поэтому здесь идеальной рекомендации не может быть.
- А вообще стоит говорить с ним о войне или же лучше избегать этой темы?
- Это тонкая деликатная работа. Если он хочет говорить, если его «прорывает» на разговор, то пусть выговорится. Но, конечно, в таком случае нужно быть чуткими и заинтересованными в этой беседе. А не говорить: «Да отстань ты со своими рассказами, у меня тут яичница подгорает». Нужно чувствовать состояние близкого человека, если хочешь ему как-то помочь.
- А может быть так, что человек до того, как отправиться в зону АТО был общительным, а потом замкнулся?
- Конечно. Люди вообще с годами претерпевают какие-то психологические воздействия и, соответственно, изменения. А такого рода массивная стрессирующая ситуация не может не менять человека.
- Вам приходилось общаться с бойцами, вернувшимися с Донбасса?
- У нас за это время на лечении было 27 человек. Из них 11 киевлян. Некоторые попали к нам в связи с возникшими психическими расстройствами, о которых я говорил раньше. У остальных же были больше медико-психологические, аффективные расстройства (расстройства настроения. – Ред.), но они пожелали пройти курс лечения у нас. Естественно, мы никому не отказываем. Хотя психиатрия и не должна быть форпостом в оказании помощи такого рода пациентам.
- Насколько длителен процесс реабилитации? Сколько нужно времени, чтобы человек стал на мирные рельсы жизни?
- Все зависит от того, какие мы критерии поставим, что будем называть полной социализацией, прекращением лечения или реабилитационными мероприятиями. Думаю, что активный период помощи, условно, может составлять от одного до двух месяцев. Потом может быть месяца полтора-два еще период послестационарного лечения. После этого человеку можно предложить, к примеру, раз в две недели посещать психо-реабилитационнуюгруппу, где он мог бы выговариваться, выражать свои эмоции, слушать других людей.
То есть такие вот этапные взаимодействия с пациентом в общей сложности могут длиться до полугода.
- Если посттравматическое стрессовое расстройство не проявляется на первых порах, может ли это произойти через какое-то время?
- Да. Мы говорили в начале о медленном, подобном действию радиации, влиянии. Это может проявиться и через полгода, и через год, и через более длительное время.
- Может ли произойти обострение через несколько лет, несмотря на то, что боец, вернувшись из зоны боевых действий, пройдет вовремя реабилитацию?
- Знаете, такого рода вопросы немного умозрительны. Теоретически такое может быть. Но свяжет ли доктор это абстрактное ухудшение в дальнейшем с событиями, к примеру, пятилетней давности?.. Это его право.
- А как быть с теми бойцами, которые приходят в отпуск на 10 дней, обращаются к специалисту, а потом вынуждены снова отправляться на фронт?
- Если человек говорит, что ему плохо, его беспокоит боль от раны, от боевого отравляющего вещества, от стресса и т.д., то он нуждается в помощи. Он не может быть возвращен на фронт, поскольку перестает быть бойцом, и становится пациентом.
Это на совести специалиста, который разобрался или не разобрался, а так же это вопрос убедительности и правильного описания своей симптоматики со стороны пациента.
- А чем чревато возвращение на фронт бойца, у которого проявляются подобные симптомы, однако он не обращается к специалистам, для него самого и окружающих?
- Если нарушено функционирование, гармония взаимодействия с окружающими, если он раздражителен, срывается, не выполняет приказы, замыкается, то этим и опасно. Но такого рода люди должны бросаться в глаза, привлекать внимание ротного, командира и др. И им, безусловно, должна оказываться специализированная медицинская помощь.
Фото из личного архива спикера
Спасибі за Вашу активність, Ваше питання буде розглянуто модераторами найближчим часом
